Книга хроники заводной птицы читать онлайн. Хроники заводной птицы — Мураками Харуки

Хроники Заводной Птицы (яп. ねじまき鳥クロニクル ) - постмодернизский роман японского писателя Харуки Мураками , написан в -1995 годах . В центре произведения - человек оставшийся наедине с собой, ищущий смысл жизни. Оригинальное японское издание было выпущено в трех частях, которые составляют три «книги» из одного тома на русском языке:

• «Сорока-воровка» (泥棒かささぎ編), г.
• «Вещая птица» (予言する鳥編), г.
• «Птицелов» (鳥刺し男編), г.

За этот роман Мураками получил литературную премию «Ёмиури» , которая в числе других была присуждена ему одним из его жёстких критиков, Кэндзабуро Оэ .

Далее герой знакомится с ещё одной женщиной, которая приобщает его к экстрасенсорному бизнесу, экстрасенсорные способности прорезались у героя во время сидения в пересохшем колодце во дворе заброшенного дома по соседству. На определенном этапе внутренний дух героя сталкивается с духом Нобору Ватая (брата супруги) и бейсбольной битой калечит его. Параллельно, и сам реальный злодей оказывается в больнице. Там его и убивает Кумико, мстя за свою потерявшую стабильность жизнь и любовь . Ей светит минимальный срок. Герой собирается её ждать. То есть, совершив «титаническое усилие», возвращается в привычное состояние.

Главные герои

Хотя эта книга имеет много основных и второстепенных персонажей, в число наиболее важных входят:

• Тору Окада : рассказчик и главный герой. Тору пассивный и часто апатичный молодой человек, проживающий в японском пригороде. Муж Кумико, постоянно следует на поводу приказов или желаний других. В настоящее время безработный, является воплощением пассивности.
• Кумико Окада : жена Тору и, будучи кормилицей и единственным работающим человеком в семье, более независима. Она работает в издательском бизнесе.
• Нобору Ватая : Нобору - брат Кумико, восходящий политик. Общество любит его, но Тору не может его терпеть. Нобору делает головокружительную карьеру, становится видным ученым-экономистом, а затем выдвигает свою кандидатуру в депутаты парламента. Но имеет огромные проблемы в личной жизни. Очень скрытный человек, его лицо - маска, никогда не показывающая настоящие чувства.
• Мэй Касахара : девушка-подросток, которая должна быть в школе, но прогуливает ее по собственному желанию. Тору и Мэй на протяжении всего романа обмениваются мыслями, а когда Мэй уехала, она пишет ему (хотя читатель может ознакомиться с письмами, они не доходят до Тору). Их разговоры часто странные и вращаются вокруг темы смерти и ухудшения жизни человека. Что еще более странно, так это веселый и совершенно несерьезный вид, с которым эти разговоры происходят.
• Лейтенант Мамия : Мамия был офицером во время японского военного вторжения в Маньчжоу-Го. Перенес сильную эмоциональную травму, став свидетелем сдирания кожи с человека и проведя несколько ночей в пересохшем колодце. Он рассказывает свою историю Тору лично и в письмах.
• Мальта Кано : Мальта Кано - медиум , изменившая свое имя на «Мальту» после выполнения «аскезы» на острове Мальта. Она была нанята Кумико, чтобы помочь Тору Окада найти своего пропавшего кота.
• Крита Кано : младшая сестра Мальты и ее ученица, описывает себя как «проститутка в мыслях» Имеет почти те же лицо и фигуру, как и Кумико.
• Мускатный орех Акасака : женщина по прозвищу «Мускатный орех» встретилась в первый раз Тору, как он сидел на скамейке и наблюдал лица людей на вокзале Синдзюку . Когда они встретились во второй раз, ее привлекло иссиня-черное пятно на правой щеке Тору. Ее настоящее имя никогда не упоминается в романе. Раньше была успешным модельером, но потом бросила бизнес после зверского убийства ее мужа.
• Корица Акасака : Корица - взрослый сын «Мускатного ореха», который не говорит с 6 лет. Общается с помощью мимики и жестов. «Корица» - тоже псевдоним, как и у его матери.

Примечания

Ссылки

См. также

Когда зазвонил телефон, я варил на кухне спагетти, насвистывая увертюру из «Сороки-воровки» Россини, которую передавали по радио. Идеальная музыка для спагетти.

Я подумал, не послать ли звонок к черту: спагетти почти сварились, и Клаудио Аббадо подводил Лондонский симфонический оркестр к музыкальному апогею. Впрочем, пришлось сдаться: кто-нибудь из приятелей мог предлагать работу. Я убавил огонь на плите, зашел в гостиную и снял трубку.

– Удели мне десять минут, – сказала трубка женским голосом.

– Извините? Кого вам нужно? – вежливо осведомился я.

– Тебя, конечно. Дай мне десять минут, и мы сможем понять друг друга. – Голос звучал низко, мягко – и в то же время тускло.

– Понять друг друга?

– Я имею в виду чувства.

Я заглянул на кухню. Спагетти кипели вовсю – из кастрюли валил пар. Аббадо продолжал командовать «Сорокой-воровкой».

– Извините, но я как раз готовлю спагетти. Не могли бы вы перезвонить позже?

– Спагетти?! – изумленно проговорила женщина. – Ты в пол-одиннадцатого утра варишь спагетти?

– Ну, тебя это не касается. – Я слегка обозлился и перешел на «ты». – Когда хочу – тогда и завтракаю.

– Пожалуй, верно. Хорошо, перезвоню, – сказала она. Прозвучало невыразительно и сухо. Удивительно, как легкая смена настроения влияет на оттенки человеческого голоса.

– Минуточку, – сказал я, не дав ей положить трубку. – Если ты что-нибудь продаешь, то сюда звонить бесполезно. Я сижу без работы, и мне не до покупок.

– Не беспокойся. Я знаю.

– Знаешь? Что ты знаешь?

– Что ты без работы. Мне это известно. Беги скорее, доваривай свои драгоценные спагетти.

– Послушай! Ты вообще… – Связь оборвалась на полуслове – как-то слишком резко.

Я обалдело смотрел на зажатую в руке трубку, пока не вспомнил про спагетти. Вернувшись на кухню, выключил газ и вывалил содержимое кастрюли в дуршлаг. Из-за этого звонка спагетти немного разварились, но это не смертельно. Я стал есть – и думать.

Понять друг друга? – повторял я, поглощая спагетти. Понять чувства друг друга за десять минут? О чем она? Может, просто кто-то решил пошутить? Или какой-нибудь новый трюк торговых агентов? В любом случае это не ко мне.

Вернувшись в гостиную, я устроился на диване с библиотечной книжкой, время от времени поглядывая на телефон. Что мы должны были понять друг о друге за десять минут? Что вообще два человека могут узнать друг о друге за десять минут? Подумать только: женщина, похоже, была чертовски уверена в этих десяти минутах – ведь это первым слетело у нее с языка. Будто девять минут – слишком мало, а одиннадцать – уже чересчур. Какая точность! Похоже на спагетти.

Читать расхотелось, и я решил погладить рубашки. Я всегда этим занимаюсь, когда в голове каша. Старая привычка. Операцию эту я строго разбиваю на двенадцать этапов – начинаю с внутренней стороны воротничка (№ 1) и заканчиваю манжетой на левом рукаве (№ 12). Порядок всегда один и тот же, и за глажкой я веду отсчет операций. Иначе толку не будет.

Выгладив три штуки, я проверил, не осталось ли складок, и развесил рубашки. Едва я выключил утюг и убрал его в шкаф вместе с гладильной доской, в голове прояснилось.

Только я зашел на кухню выпить воды, как опять зазвонил телефон. Чуть помедлив, я все-таки решил поднять трубку. Если это та же самая женщина, скажу, что глажу, и на этом конец.

Но это была Кумико. Часы показывали полдвенадцатого.

– Как дела? – спросила она.

– Прекрасно.

– Чем занимаешься?

– Вот гладить закончил.

– Да нет. Просто выгладил несколько рубашек. – Я уселся на стул и переложил трубку в другую руку. – Чего звонишь?

– Ты стихи умеешь писать?

– Стихи? – удивился я и подумал: стихи? Какие еще стихи?

– У меня знакомая в одном журнале… Это журнал для девушек. Им нужен человек – отбирать и править стихи, которые присылают в редакцию читательницы. Еще он должен каждый месяц писать короткое стихотворение на титул. За такую ерунду неплохо платят. И занят, конечно, не весь день. Могут подбрасывать еще что-нибудь на редактуру, если…

– Ерунда? – перебил ее я. – Погоди-ка. Мне нужно что-нибудь юридическое. С чего ты взяла, что я умею править стихи?

– Я думала, ты что-то писал, когда учился в школе.

– Писал, конечно. В стенгазету – какой класс выиграл в футбол или как физик свалился с лестницы и попал в больницу. В общем, всякую фигню. Но не стихи. Я не умею писать стихи.

– Но я ведь не о настоящих стихах говорю. Какие-нибудь бредни для школьниц. Никто не требует, чтоб они вошли в литературу. Ты их сможешь сочинять с закрытыми глазами. Понятно?

– Послушай! Я просто не умею писать стихи – ни с открытыми глазами, ни с закрытыми. Никогда этим не занимался и не собираюсь, – отрезал я.

– Ладно, – вздохнула жена. – Но ведь по юридической части работу найти трудно.

– Знаю. Потому я и раскинул щупальца во все стороны. Скоро кто-нибудь должен ответить. Если не получится, снова буду соображать.

– Ну, как знаешь. Кстати, какой сегодня день?

Я задумался.

– Вторник?

– Тогда, может, сходишь в банк – заплатишь за газ и телефон?

– Схожу. Все равно идти надо. Собирался купить что-нибудь к ужину.

– Что хочешь готовить?

– Еще не знаю. В магазине что-нибудь придумаю.

– Ты подумай хорошенько, – сказала она серьезно. – Нечего так уж торопиться с работой.

Таких слов я никак не ожидал.

– Это почему? – Что сегодня за день такой? Все женщины мира взялись удивлять меня по телефону? – Страховка по безработице рано или поздно кончится. Не могу же я всю жизнь сидеть без дела.

– Правильно, но мне же повысили зарплату плюс разные подработки, сбережения… Вполне проживем, если не будем транжирить. Тебе надоело сидеть дома и заниматься хозяйством? Тебе не нравится?

– Не знаю, – честно ответил я. Я на самом деле не знал.

– Тогда сядь и как следует подумай, – сказала жена. – Кстати, кот вернулся?

Кот. Я совсем забыл про кота.

– Нет. Пока.

– Может, поищешь? Его уже неделю как нет.

Я уклончиво промычал и снова переложил трубку в другую руку.

– Почти наверняка шляется где-нибудь у пустого дома в конце дорожки. Там, где во дворе птица стоит. Я его там несколько раз видела.

– На дорожке? Когда это ты туда ходила? Раньше ты не говорила…

– Ой-ой! Надо бежать. Много работы. Не забудь про кота.

Раздались короткие гудки. Я снова посмотрел на трубку и положил ее на рычаг.

Интересно, зачем Кумико туда понесло? Наш дом от дорожки отгораживала стена из бетонных блоков. Лазить через нее не было никакого смысла.

Я сходил на кухню за водой, вышел на веранду – посмотреть, осталась ли в кошачьей миске еда. Кучка сардин лежала нетронутой с прошлого вечера. Кот не приходил. Я стоял на веранде и глядел на наш маленький сад в лучах раннего лета. Садик не из тех, что успокаивают душу. Солнце задерживалось там совсем ненадолго, поэтому земля всегда была черной и влажной. Из растений в углу водились лишь два-три кустика блеклых гортензий, а я не очень люблю эти цветы. По соседству торчало несколько деревьев, и оттуда раздавался механический крик какой-то птицы, напоминавший скрежет заводимой пружины. Бог знает, что это была за птица и как она выглядела, но Кумико прозвала ее Заводной Птицей. Каждый день Заводная Птица прилетала сюда и заводила пружину нашего тихого мирка.

Книга первая.
Сорока-воровка.
Июнь-июль 1984 г.

1. Заводная Птица во вторник
.
Шесть пальцев и четыре груди

Когда зазвонил телефон, я варил на кухне спагетти, насвистывая увертюру из «Сороки-воровки» Россини, которую передавали по радио. Идеальная музыка для спагетти.
Я подумал, не послать ли звонок к черту: спагетти почти сварились, и Клаудио Аббадо подводил Лондонский симфонический оркестр к музыкальному апогею. Впрочем, пришлось сдаться: кто-нибудь из приятелей мог предлагать работу. Я убавил огонь на плите, зашел в гостиную и снял трубку.
- Удели мне десять минут, - сказала трубка женским голосом.
На голоса у меня память неплохая, но этот был незнаком.
- Извините? Кого вам нужно? - вежливо осведомился я.
- Тебя, конечно. Дай мне десять минут, и мы сможем понять друг друга. - Голос звучал низко, мягко - и в то же время тускло.
- Понять друг друга?
- Я имею в виду чувства.
Я заглянул на кухню. Спагетти кипели вовсю - из кастрюли валил пар. Аббадо продолжал командовать «Сорокой-воровкой».
- Извините, но я как раз готовлю спагетти. Не могли бы вы перезвонить позже?
- Спагетти?! - изумленно проговорила женщина. - Ты в пол-одиннадцатого утра варишь спагетти?
- Ну, тебя это не касается. - Я слегка обозлился и перешел на «ты». - Когда хочу - тогда и завтракаю.
- Пожалуй, верно. Хорошо, перезвоню, - сказала она. Прозвучало невыразительно и сухо. Удивительно, как легкая смена настроения влияет на оттенки человеческого голоса.
- Минуточку, - сказал я, не дав ей положить трубку. - Если ты что-нибудь продаешь, то сюда звонить бесполезно. Я сижу без работы, и мне не до покупок.
- Не беспокойся. Я знаю.
- Знаешь? Что ты знаешь?
- Что ты без работы. Мне это известно. Беги скорее, доваривай свои драгоценные спагетти.
- Послушай! Ты вообще… - Связь оборвалась на полуслове - как-то слишком резко.
Я обалдело смотрел на зажатую в руке трубку, пока не вспомнил про спагетти. Вернувшись на кухню, выключил газ и вывалил содержимое кастрюли в дуршлаг. Из-за этого звонка спагетти немного разварились, но это не смертельно. Я стал есть - и думать.
Понять друг друга? - повторял я, поглощая спагетти. Понять чувства друг друга за десять минут? О чем она? Может, просто кто-то решил пошутить? Или какой-нибудь новый трюк торговых агентов? В любом случае это не ко мне.
Вернувшись в гостиную, я устроился на диване с библиотечной книжкой, время от времени поглядывая на телефон. Что мы должны были понять друг о друге за десять минут? Что вообще два человека могут узнать друг о друге за десять минут? Подумать только: женщина, похоже, была чертовски уверена в этих десяти минутах - ведь это первым слетело у нее с языка. Будто девять минут - слишком мало, а одиннадцать - уже чересчур. Какая точность! Похоже на спагетти.
Читать расхотелось, и я решил погладить рубашки. Я всегда этим занимаюсь, когда в голове каша. Старая привычка. Операцию эту я строго разбиваю на двенадцать этапов - начинаю с внутренней стороны воротничка (№ 1) и заканчиваю манжетой на левом рукаве (№ 12). Порядок всегда один и тот же, и за глажкой я веду отсчет операций. Иначе толку не будет.
Выгладив три штуки, я проверил, не осталось ли складок, и развесил рубашки. Едва я выключил утюг и убрал его в шкаф вместе с гладильной доской, в голове прояснилось.
Только я зашел на кухню выпить воды, как опять зазвонил телефон. Чуть помедлив, я все-таки решил поднять трубку. Если это та же самая женщина, скажу, что глажу, и на этом конец.
Но это была Кумико.

1. Заводная Птица во вторник

Шесть пальцев и четыре груди

Когда зазвонил телефон, я варил на кухне спагетти, насвистывая увертюру из «Сороки-воровки» Россини, которую передавали по радио. Идеальная музыка для спагетти.
Я подумал, не послать ли звонок к черту: спагетти почти сварились, и Клаудио Аббадо подводил Лондонский симфонический оркестр к музыкальному апогею. Впрочем, пришлось сдаться: кто-нибудь из приятелей мог предлагать работу. Я убавил огонь на плите, зашел в гостиную и снял трубку.
- Удели мне десять минут, - сказала трубка женским голосом.
На голоса у меня память неплохая, но этот был незнаком.
- Извините? Кого вам нужно? - вежливо осведомился я.
- Тебя, конечно. Дай мне десять минут, и мы сможем понять друг друга. - Голос звучал низко, мягко - и в то же время тускло.
- Понять друг друга?
- Я имею в виду чувства.
Я заглянул на кухню. Спагетти кипели вовсю - из кастрюли валил пар. Аббадо продолжал командовать «Сорокой-воровкой».
- Извините, но я как раз готовлю спагетти. Не могли бы вы перезвонить позже?
- Спагетти?! - изумленно проговорила женщина. - Ты в пол-одиннадцатого утра варишь спагетти?
- Ну, тебя это не касается. - Я слегка обозлился и перешел на «ты». - Когда хочу - тогда и завтракаю.
- Пожалуй, верно. Хорошо, перезвоню, - сказала она. Прозвучало невыразительно и сухо. Удивительно, как легкая смена настроения влияет на оттенки человеческого голоса.
- Минуточку, - сказал я, не дав ей положить трубку. - Если ты что-нибудь продаешь, то сюда звонить бесполезно. Я сижу без работы, и мне не до покупок.
- Не беспокойся. Я знаю.
- Знаешь? Что ты знаешь?
- Что ты без работы. Мне это известно. Беги скорее, доваривай свои драгоценные спагетти.
- Послушай! Ты вообще… - Связь оборвалась на полуслове - как-то слишком резко.
Я обалдело смотрел на зажатую в руке трубку, пока не вспомнил про спагетти. Вернувшись на кухню, выключил газ и вывалил содержимое кастрюли в дуршлаг. Из-за этого звонка спагетти немного разварились, но это не смертельно. Я стал есть - и думать.
Понять друг друга? - повторял я, поглощая спагетти. Понять чувства друг друга за десять минут? О чем она? Может, просто кто-то решил пошутить? Или какой-нибудь новый трюк торговых агентов? В любом случае это не ко мне.
Вернувшись в гостиную, я устроился на диване с библиотечной книжкой, время от времени поглядывая на телефон. Что мы должны были понять друг о друге за десять минут? Что вообще два человека могут узнать друг о друге за десять минут? Подумать только: женщина, похоже, была чертовски уверена в этих десяти минутах - ведь это первым слетело у нее с языка. Будто девять минут - слишком мало, а одиннадцать - уже чересчур. Какая точность! Похоже на спагетти.
Читать расхотелось, и я решил погладить рубашки. Я всегда этим занимаюсь, когда в голове каша. Старая привычка. Операцию эту я строго разбиваю на двенадцать этапов - начинаю с внутренней стороны воротничка (№ 1) и заканчиваю манжетой на левом рукаве (№ 12). Порядок всегда один и тот же, и за глажкой я веду отсчет операций. Иначе толку не будет.
Выгладив три штуки, я проверил, не осталось ли складок, и развесил рубашки. Едва я выключил утюг и убрал его в шкаф вместе с гладильной доской, в голове прояснилось.
Только я зашел на кухню выпить воды, как опять зазвонил телефон. Чуть помедлив, я все-таки решил поднять трубку. Если это та же самая женщина, скажу, что глажу, и на этом конец.
Но это была Кумико. Часы показывали полдвенадцатого.
- Как дела? - спросила она.
- Прекрасно.
- Чем занимаешься?
- Вот гладить закончил.
- Что-нибудь не так? - В ее голосе слышалось чуть заметное напряжение: она знала, в каком состоянии я обычно принимаюсь гладить.
- Да нет. Просто выгладил несколько рубашек. - Я уселся на стул и переложил трубку в другую руку. - Чего звонишь?
- Ты стихи умеешь писать?
- Стихи? - удивился я и подумал: стихи? Какие еще стихи?
- У меня знакомая в одном журнале… Это журнал для девушек. Им нужен человек - отбирать и править стихи, которые присылают в редакцию читательницы. Еще он должен каждый месяц писать короткое стихотворение на титул. За такую ерунду неплохо платят. И занят, конечно, не весь день. Могут подбрасывать еще что-нибудь на редактуру, если…
- Ерунда? - перебил ее я. - Погоди-ка. Мне нужно что-нибудь юридическое. С чего ты взяла, что я умею править стихи?
- Я думала, ты что-то писал, когда учился в школе.
- Писал, конечно. В стенгазету - какой класс выиграл в футбол или как физик свалился с лестницы и попал в больницу. В общем, всякую фигню. Но не стихи. Я не умею писать стихи.
- Но я ведь не о настоящих стихах говорю. Какие-нибудь бредни для школьниц. Никто не требует, чтоб они вошли в литературу. Ты их сможешь сочинять с закрытыми глазами. Понятно?
- Послушай! Я просто не умею писать стихи - ни с открытыми глазами, ни с закрытыми. Никогда этим не занимался и не собираюсь, - отрезал я.
- Ладно, - вздохнула жена. - Но ведь по юридической части работу найти трудно.
- Знаю. Потому я и раскинул щупальца во все стороны. Скоро кто-нибудь должен ответить. Если не получится, снова буду соображать.
- Ну, как знаешь. Кстати, какой сегодня день?
Я задумался.
- Вторник?
- Тогда, может, сходишь в банк - заплатишь за газ и телефон?
- Схожу. Все равно идти надо. Собирался купить что-нибудь к ужину.
- Что хочешь готовить?
- Еще не знаю. В магазине что-нибудь придумаю.
- Ты подумай хорошенько, - сказала она серьезно. - Нечего так уж торопиться с работой.
Таких слов я никак не ожидал.
- Это почему? - Что сегодня за день такой? Все женщины мира взялись удивлять меня по телефону? - Страховка по безработице рано или поздно кончится. Не могу же я всю жизнь сидеть без дела.
- Правильно, но мне же повысили зарплату плюс разные подработки, сбережения… Вполне проживем, если не будем транжирить. Тебе надоело сидеть дома и заниматься хозяйством? Тебе не нравится?
- Не знаю, - честно ответил я. Я на самом деле не знал.
- Тогда сядь и как следует подумай, - сказала жена. - Кстати, кот вернулся?
Кот. Я совсем забыл про кота.
- Нет. Пока.
- Может, поищешь? Его уже неделю как нет.
Я уклончиво промычал и снова переложил трубку в другую руку.
- Почти наверняка шляется где-нибудь у пустого дома в конце дорожки. Там, где во дворе птица стоит. Я его там несколько раз видела.
- На дорожке? Когда это ты туда ходила? Раньше ты не говорила…
- Ой-ой! Надо бежать. Много работы. Не забудь про кота.
Раздались короткие гудки. Я снова посмотрел на трубку и положил ее на рычаг.
Интересно, зачем Кумико туда понесло? Наш дом от дорожки отгораживала стена из бетонных блоков. Лазить через нее не было никакого смысла.
Я сходил на кухню за водой, вышел на веранду - посмотреть, осталась ли в кошачьей миске еда. Кучка сардин лежала нетронутой с прошлого вечера. Кот не приходил. Я стоял на веранде и глядел на наш маленький сад в лучах раннего лета. Садик не из тех, что успокаивают душу. Солнце задерживалось там совсем ненадолго, поэтому земля всегда была черной и влажной. Из растений в углу водились лишь два-три кустика блеклых гортензий, а я не очень люблю эти цветы. По соседству торчало несколько деревьев, и оттуда раздавался механический крик какой-то птицы, напоминавший скрежет заводимой пружины. Бог знает, что это была за птица и как она выглядела, но Кумико прозвала ее Заводной Птицей. Каждый день Заводная Птица прилетала сюда и заводила пружину нашего тихого мирка.
Нужно было идти искать кота. Я всегда любил этих животных - и нашего кота тоже. Но коты живут своей, кошачьей жизнью и притом весьма неглупы. Если кот пропал, значит, решил куда-то наведаться. Устанет, есть захочет и вернется домой. И все же надо пойти поискать его, чтобы Кумико была довольна. Все равно заняться больше нечем.

В начале апреля я ушел из юридической фирмы, где проработал довольно долго. Без особых причин - просто взял и ушел. Нельзя сказать, что работа мне не нравилась. Так, ничего особенного, но платили хорошо, и коллектив нормальный.
По правде сказать, в конторе я исполнял роль профессионального мальчика на побегушках. Получалось, по-моему, здорово. Надо сказать, у меня настоящий талант для выполнения практических обязанностей. Я схватываю все на лету, действую энергично, никогда не жалуюсь. Кроме того, я - реалист. Вот почему, когда я объявил, что хочу уйти, старший компаньон (это было адвокатское бюро типа «Отец и Сын», и он им управлял) даже предложил мне небольшую прибавку к жалованью.
Но я все-таки уволился - и не потому, что у меня были какие-то особые надежды или планы. Меньше всего мне хотелось, к примеру, снова запереться дома и готовиться к экзамену в коллегию адвокатов. Но оставаться в конторе и продолжать заниматься тем, чем занимался, я тоже не хотел. Если увольняться, то сейчас, решил я. Останься я на месте, это было бы на всю жизнь. В конце концов, мне уже тридцать.
За ужином я сказал Кумико, что собираюсь уйти с работы.
- Ясно, - только и ответила она и на какое-то время замолчала, хотя ясно совсем ничего не было.
Я тоже помалкивал, пока Кумико не добавила:
- Если ты решил уволиться, значит, так и надо. Это твоя жизнь, и можешь поступать так, как тебе хочется. - Сказав это, она стала выбирать палочками кости из рыбы и складывать их на край тарелки.
Жена прилично зарабатывала в журнале о здоровом питании, где была редактором. Кроме того, друзья из других журналов время от времени подбрасывали ей заказы по оформлению - тоже совсем не лишний доход. (В колледже она занималась дизайном и мечтала стать свободным художником-иллюстратором.) Вдобавок, уйди я из фирмы, у меня тоже какое-то время оставались бы деньги из страховки по безработице. То есть, даже если бы я сидел дома на хозяйстве, нам все равно хватило бы на еду, химчистку и другие траты, и наша жизнь мало бы изменилась.
Так я бросил работу.

Я загружал в холодильник купленные продукты, когда раздался звонок. На этот раз аппарат трезвонил нетерпеливо и раздраженно. Я как раз открывал пластиковую упаковку тофу . Положил ее на стол, зашел в гостиную и снял трубку.
- Ну как? Доел спагетти? - сказала женщина.
- Доел. Но сейчас мне надо идти искать кота.
- Десять минут подождет, я уверена. Это не спагетти варить.
Я почему-то не мог прервать разговор - что-то в голосе женщины меня притягивало.
- Ну, хорошо. Но только десять минут.
- Теперь мы сможем понять друг друга, - тихо произнесла она. Я почувствовал, как она удобнее устроилась на стуле и положила ногу на ногу.
- Интересно, - сказал я, - почему именно десять минут?
- Десять минут… это может оказаться дольше, чем ты думаешь.
- Ты уверена, что мы знакомы?
- Конечно. Мы много раз встречались.
- Когда? Где?
- Неважно. Если в это углубляться, десяти минут не хватит. Важно время, в котором мы сейчас. Настоящее. Ты не согласен?
- Может, и так. Но я хотел бы убедиться, что ты меня знаешь.
- Какие доказательства тебе нужны?
- Например, сколько мне лет?
- Тридцать, - сразу отозвалась она. - Тридцать лет и два месяца. Хватит?
Поразительно - она действительно меня знает, но я совершенно не помню ее голоса.
- Теперь твоя очередь, - произнесла она вкрадчиво. - Попробуй вообразить меня. По голосу. Представь, какая я. Сколько мне лет. Где я сейчас. Как одета. Ну, давай?
- Понятия не имею.
- Давай же. Напрягись.
Я взглянул на часы. Прошла только минута и пять секунд.
- Абсолютно не представляю, - снова сказал я.
- Давай, я тебе помогу. Я - в постели. Только что из душа, и на мне ничего нет.
Блеск! Секс по телефону.
- Или ты предпочитаешь, чтобы я что-нибудь надела? Кружева? Или чулки? На тебя это подействует?
- Да какая мне разница? Делай что хочешь. Можешь надеть что-нибудь, а хочешь - валяй голышом. Извини, но такие телефонные игры меня не интересуют. У меня масса дел и…
- Десять минут. Ты же не умрешь, если потратишь на меня десять минут? Только ответь на мой вопрос: ты хочешь, чтобы я была голая, или мне что-нибудь надеть? У меня много разных вещей. Черное кружевное белье…
- Давай голышом. Согласен. - Прошло четыре минуты.
- Волосы у меня на лобке еще мокрые, - продолжала она. - Я еще не обсохла как следует. О-о! Как у меня там влажно! Тепло и очень влажно. Волоски такие мягкие. Черные и изумительно мягкие. Хочешь погладить?
- Послушай, ты, конечно, извини, но…
- И ниже. Еще ниже. Там тоже тепло - совсем как подогретый крем. Очень тепло. М-м-м. В какой я сейчас позе, как ты думаешь? Правое колено приподнято, левая нога в сторону. Как стрелки часов, когда показывают десять ноль пять.
По ее голосу я понимал, что она не притворятся. Она действительно раскинула ноги на 10.05; ее влагалище было мягким и сочным.
- Потрогай губки. М-е-едленно. А теперь раскрой их. Вот так. М-е-едленно, м-е-едлен-н-но. Пусть твои пальцы ласкают их. Вот так! О-о-очень медленно. А теперь коснись другой рукой моей левой груди. Поиграй с ней. Поласкай. Веди руку выше. Сожми легонько сосок. Еще раз. Еще. И еще. Я сейчас кончу.
Ни слова не говоря, я положил трубку. Вытянувшись на диване, уставился на часы и глубоко вздохнул. Разговор занял минут пять-шесть.
Через десять минут телефон зазвонил снова, но я не притронулся к трубке. Прозвонив пятнадцать раз, аппарат смолк, и в комнате наступила глубокая, холодная тишина.

Без чего-то два я перелез через стену в нашем дворе и оказался на дорожке. Мы так называли ее, хотя это не была дорожка в прямом смысле. Наверное, нет слова, которым можно обозначить, что это такое. К дорогам оно точно не имеет отношения: у дороги есть начало и конец, она приведет вас куда надо, если вы по ней пойдете. А у нашей дорожки не было ни начала, ни конца, ни входа, ни выхода. С обеих сторон она заканчивалась тупиками. Но даже тупиком ее нельзя было назвать: у тупика имеется хотя бы вход. Соседи для удобства называли ее просто дорожкой. Длиною метров в триста, она разделяла задние дворы стоявших вдоль нее домов. Шириной около метра, а в нескольких местах вообще завалена хламом и перегорожена заборами.
Мой дядя, почти задаром сдавший нам этот дом, рассказывал, что когда-то дорожка имела два конца и служила переулком, соединявшим улицы. Но в годы экономического бума на свободных участках выросли новые дома и стиснули этот проход так, что он превратился в неширокую дорожку. Людям не нравилось, что посторонние ходят прямо у них под окнами или на заднем дворе, поэтому один конец скоро заблокировали или, скорее, перегородили скромным заборчиком. А через какое-то время некий житель решил расширить свой сад и наглухо запечатал этот конец стеной из блоков. Как будто в ответ, на другом конце вырос барьер из колючей проволоки, через который не могли пробраться даже собаки. Соседи не жаловались - уже никто не пользовался этим проходом, и они радовались, что появилась дополнительная защита от злоумышленников. В конце концов, проходом, напоминавшим заброшенный канал, перестали пользоваться, и он превратился в ничейную полосу между двумя рядами домов. В разросшихся сорняках свою клейкую паутину развесили пауки.
И что это вдруг жена туда зачастила? Я сам наведывался на эту дорожку от силы раза два, да и Кумико пауков боялась. Но какого черта? Если она сказала, что надо поискать кота на дорожке, значит, надо идти. В любом случае гораздо лучше прогуляться, чем сидеть дома и ждать, когда зазвонит телефон.
Яркое солнце первых дней лета испещрило дорожку темными пятнами теней от распростертых над головой ветвей, замерших в полном безветрии. Казалось, теням суждено навеки впечататься в дорожку. Сюда не проникал ни один звук. Чудилось, что я слышу, как под лучами солнца дышат травинки. По небу дрейфовала кучка мелких облаков. Их четкие и аккуратные контуры напоминали облака со средневековых гравюр. Мир вокруг воспринимался с такой пугающей ясностью, что мое собственное тело казалось зыбким, безграничным, текучим. И очень горячим.
На мне была футболка, тонкие брюки и теннисные тапочки, но я чувствовал, как на солнцепеке под мышками и на груди выступил пот. Как раз в то утро я достал футболку и брюки из коробки с летними вещами, поэтому в нос еще бил резкий запах нафталина.
Соседские дома четко делились на две категории: более старые и построенные не так давно. Новые, как правило, были меньше, их участки - скромнее. Концы длинных палок, на которых сушилось белье, торчали поперек дорожки, и временами мне приходилось прокладывать себе дорогу через завесы полотенец, рубашек и простыней. Откуда-то отчетливо слышались звуки телевизора, где-то спускали в туалете воду, пахло карри.
Старые дома, напротив, почти не подавали признаков жизни. От дорожки их отделяли живые изгороди из ухоженных кустарников, словно ставни, сквозь которые виднелись причесанные сады. В углу одного сада стояла бурая и высохшая новогодняя елка. Другой участок превратили в свалку всех мыслимых игрушек: похоже, их оставили несколько поколений детей. Там валялись трехколесные велосипеды и накидные кольца, пластмассовые мечи и резиновые мячики, куклы-черепашки и маленькие бейсбольные биты. В третьем саду висело баскетбольное кольцо, в четвертом на газоне стояли замечательные дачные стулья и керамический столик. Стулья, первоначально белого цвета, были покрыты таким слоем грязи, будто ими не пользовались несколько месяцев, а может быть, и лет. К столу прилипли лиловые лепестки магнолии.
Сквозь одну стеклянную дверь в алюминиевой раме хорошо просматривалась обстановка комнаты. Кожаный диван и кресла, большой телевизор, буфет (на котором расположились аквариум с тропическими рыбками и два каких-то кубка) и торшер. Комната выглядела декорацией к телеспектаклю. Еще в одном саду стояла огромная собачья конура с дверцей настежь - собаки в ней не было. Металлическая сетка на дверце вздулась, будто обитатель конуры несколько месяцев наваливался на нее изнутри всем телом.
Пустой дом, о котором говорила Кумико, стоял как раз за участком с конурой. Что там никто не живет - причем уже довольно давно, - было видно сразу. Сравнительно новое двухэтажное здание, однако закрытые деревянные ставни сильно обветшали, а металлические наличники окон второго этажа покрылись ржавчиной. В аккуратном садике действительно стояла каменная статуя птицы. Она возвышалась на величественном постаменте, окруженная буйными сорняками. Длинные ветки золотарника почти касались ее ног. Птица - я понятия не имел, к какому виду пернатых она относилась, - расправила крылья, будто хотела поскорее вырваться из этого малоприятного местечка. Кроме статуи, никаких украшений в саду не было. У стены дома один на другом громоздились несколько видавших виды пластмассовых стульев. Рядом неестественно яркими красными цветами распустился куст азалии. Все остальное пространство в этой картине занимали сорняки.
Я оперся о сетку забора, доходившего мне до груди, и некоторое время рассматривал сад. Райское, наверное, место для кошек, но их тут что-то не видно. Сцену оживляло только монотонное воркование одинокого голубя, сидевшего на телевизионной антенне. Тень от каменной птицы, разломившись пополам, лежала на зелени вокруг статуи.
Я достал из кармана лимонную карамельку и, развернув, бросил ее в рот. Уволившись, я бросил курить и вот теперь вместо сигарет не расставался с пачкой лимонных карамелек. Жена предупреждала, что я могу испортить себе зубы, но обойтись без карамелек я не мог. Пока я разглядывал сад, голубь на антенне ворковал без остановки - он походил на клерка, штампующего номера на стопке счетов. Не знаю, сколько я простоял там, но помню, что выплюнул карамельку на землю, почувствовав, как она, наполовину растворившись, наполнила рот липкой сладостью. Затем опять перевел взгляд на тень каменной птицы - и только теперь сообразил, что кто-то меня зовет.
Я обернулся и в саду напротив увидел девчонку. Маленького роста, волосы собраны в конский хвост. На ней были темные очки в янтарного цвета оправе и светло-голубая майка без рукавов. Хотя сезон дождей еще не кончился, на тонких руках девчонки лежал приятный мягкий загар. Одну руку она засунула в карман шорт, а другой опиралась на бамбуковую калитку, которая была ей по пояс. Между нами было не больше метра.
- Жарко, - сказала девчонка.
- Да, жарковато, - отозвался я.
Краткий обмен мнениями состоялся, а она все стояла и смотрела на меня. Затем достала из кармана пачку «Хоупа», вынула сигарету и зажала ее во рту. Верхняя губка у нее была чуть приподнята. Девчонка привычно чиркнула спичкой, закурила и наклонила голову. Из-под волос показалось гладкое ухо великолепной формы - словно только что вылепленное. По его тонким краям серебрился нежный пушок.
Она бросила спичку на землю и, вытянув губы, выдохнула дым. Затем повернулась так, словно вспомнила о моем присутствии. За темными зеркальными стеклами ее глаз не было видно.
- Вы где-то здесь живете? - спросила она.
- Угу. - Я собирался поворачивать домой, но, пробираясь сюда, совершил столько маневров, что перестал ориентироваться. Придется выбираться наугад. - Ищу нашего кота, - сказал я, будто оправдываясь, и вытер о брюки влажную от пота ладонь. - Уже неделю как пропал. Его где-то здесь видели.
- Какой он из себя?
- Здоровый такой. С коричневыми полосками. Кончик хвоста немного загнут.
- Как зовут?
- Нобору. Нобору Ватая.
- Ничего себе имечко!
- Вообще-то так зовут моего свояка. Кот на него чем-то похож. Вот мы и назвали его так, смеху ради.
- Чем же кот на него похож?
- Да не знаю. Так, в общем. Походкой. И глаза такие же шкодливые.
Девчонка впервые улыбнулась и от этого стала еще больше походить на ребенка, чем показалось мне сначала. Ей лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Верхняя губа как-то необычно приподнялась в легкой усмешке. Показалось, будто я слышу голос: «Потрогай меня», - голос женщины в телефоне. Тыльной стороной ладони я вытер со лба пот.
- Кот с коричневыми полосками и загнутым кончиком хвоста, - повторила девчонка, как бы стараясь запомнить. - Ага! У него есть какой-нибудь ошейник?
- Черный ошейник от блох.
Она подумала секунд десять - пятнадцать. Ее рука все еще опиралась на калитку. Потом бросила окурок и придавила его сандалией.
- Кажется, я видела похожего. Не знаю, как насчет загнутого хвоста, но это был здоровый котище тигрового окраса и, по-моему, с ошейником.
- Когда ты его видела?
- Когда? Хм-м. Дня три-четыре назад. Наш сад - как настоящий проходной двор для всех соседских котов и кошек. Они здесь шастают от Такитани к Мияваки.
И она показала рукой на пустой дом, где каменная птица по-прежнему простирала крылья, высокий куст золотарника притягивал к себе летнее солнце, а голубь не переставал ворковать со своей антенны.
- У меня идея, - сказала девчонка. - Почему бы вам не подождать у нас в саду? Все кошки рано или поздно пролезают здесь по пути к Мияваки. А то кто-нибудь надумает в полицию настучать, если увидит, как вы тут бродите. Такое уже случалось.
Я не знал, что и ответить.
- Да вы не беспокойтесь. Я тут одна. Посидим на солнышке, подождем, пока не покажется ваш кот. Я вам помогу. У меня зрение - единица.
Я взглянул на часы. 14.36. Всех дел на сегодня до темноты у меня было выстирать белье да приготовить ужин.
Я вошел в калитку и двинулся следом за девчонкой через лужайку. Она слегка приволакивала правую ногу. Пройдя несколько шагов, остановилась и повернулась ко мне.
- Я свалилась с мотоцикла. С заднего сиденья, - сказала она как бы между прочим. - Не так давно.
На краю лужайки рос большой дуб. Под ним - два брезентовых шезлонга, на одном разложено голубое пляжное полотенце. На другом лежали нераспечатанная пачка «Хоупа», пепельница с зажигалкой, какой-то журнал и большая магнитола, которая тихонько мурлыкала хард-рок. Девчонка выключила музыку и освободила мне место, переложив все на траву. С шезлонга виднелся пустой дом по другую сторону дорожки - каменная птица, золотарник, металлическая сетка забора. Наверное, девчонка наблюдала за мной все время, что я там простоял.
Участок оказался немаленьким. Здесь имелась просторная пологая лужайка с раскиданными по ней деревьями. Слева от шезлонгов находился большой пруд за низким бетонным бордюром: он подставил солнцу пересохшее дно. Судя по зеленоватому налету, в пруд уже давно не наливали воду. За деревьями стоял старый дом в европейском стиле, довольно миниатюрный. С точки зрения архитектуры - ничего особенного. Внушительно выглядел только ухоженный сад.
- Большой участок, - сказал я, оглядываясь. - Должно быть, следить за ним - мучение.
- Наверное.
- Когда-то мне приходилось подрабатывать стрижкой газонов.
- Правда? - Было ясно, что до газонов ей нет никакого дела.
- Ты все время здесь одна? - спросил я.
- Да. Днем всегда одна. Только утром и вечером заходит женщина, которая делает уборку. Все остальное время больше никого. Выпьете чего-нибудь холодного? У нас есть пиво.

Мой друг рассказывал, что в детстве украл у отца сто рублей. Дело было ещё при советах, тогда сотня - это была сумма солидная и он расчитывал здорово «оторваться» на эти деньги позже, когда расстроенный батя перестанет их искать. Он старательно спрятал трофей и стал ждать. Но вот беда-то: когда страсти улеглись оказалось, что незадачливый жулик так тщательно спрятал краденое, что потом сам не смог их найти. И нашёл он их только через пять лет, когда Советский Союз давно приказал долго жить и старые банкноты успешно вышли из употребления...

И вот с Мураками то же самое. Наш доблестный автор так тщательно запутывал и скрывал смысл «Хроник Заводной птицы», что в результате получилась книга, после прочтения коей абсолютно нельзя сделать какой-либо вывод. Всё есть: и интрига, и загадка, и шокирующий сюжёт! А смысл? Где ты? Ау-у-у! Посему-то получился набор длиннющих головоломок, сомнительно связанных между собой и не одного решения. Японский кроссворд!

Поэтому вопрос, ЧТО И О ЧЁМ КОНКРЕТНО Я ЧИТАЛ, до сих пор остаётся открытым...

Оценка: 5

Недавно друг меня спросил, что я читаю. Я ответил - Харуки Мураками. Друг посмотрел на меня снисходительно и сказал: «Ты еще Паоло Коэльо почитай!»

Я, честно говоря, не читал Паоло Коэльо, да и до последнего времени думал, что Харуки Мураками - это женщина, образ которой в моей голове был подозрительно похож на Ирину Хакамаду. Но тут почитав аннотацию и предвкушая что-то такое непонятное в стили «Дневников голодной акулы» принялся читать этот роман, благо настроение было под стать повествованию - экзестенциально-медленно-мечущаеся. И роман оправдал мои ожидания, хотя, если честно, то у меня не было никакого желания расшифровывать аллегории, искать смыслы и вообще калечить свой мозг. Мне просто хотелось прочитать про мужика, с которым происходят какие-то непонятности. Первая часть книги очень уютная, очень хорошо прописанная. Сонный пригород, заброшенная дорожка, проклятый дом...это нужно читать в одиночестве зимой где-нибудь в глухой деревне, где по засыпанной снегом дороге вряд ли за весь день пройдет хоть один прохожий. Повествование медленное, но эта та медлительность, которая ни разу не напрягает, хочется даже чтобы было еще медленнее, медленнее...Исчезает кот, появляются женщины, исчезают женщины, появляется кот. Все просто превосходно. Но чтобы не уснуть, нужно действие, а вот за это действие отвечает главный герой, который для таких типов произведений ведет себя странно: он адекватен. Он все видит, сомневается странностям, бесится, что этих странностей уж очень много. Он мне понравился. Это один из неожиданных плюсиков романа. Второй плюсик - это Мэй Касахара. Замечательный персонаж, хоть и немного стандартный. Третий плюсик - это мысли. Я вытащил из этого романа две интересных тезиса. Первый - про то, что начинать важное дело нужно не с самого главного, не с его ядра, а с мелочи. Я всегда об этом догадывался, но вот господин Мураками оформил все окончательно. А второй - это мысль госпожи Касахары о том, что в цепочке событий, влияющих на судьбу человека большая доля нелинейных связей. Я тоже об этом знал, но так же классно сформулировать не мог. Эти мысли заставили меня отложить книжку и подумать, а это я в книгах очень ценю.

Но вот в чем Мураками ошибся, так это в структуре своего романа. Повествование замечательно медленно тянулось вперед, как груженый грузовик в крутую гору и, проехав половину пути, ему не хватило сил и пришлось включить пониженную передачу. Исчезли Криты и Мальты, Касахара укатила делать парики. А заменили их люди, к сожалению, не столь интересные. Да я вообще не люблю, когда что-то кончается! Вернее не кончается, а начинает заканчиваться, сбрасывает темп. Не люблю, когда летний ливень, погрузив все вокруг в мокрую свежесть, идут на убыль. Не люблю, когда сидишь ночью с друзьями в летнем кафе, а на востоке уже начинает светлеть горизонт и на улице появляются люди, мысли которых уже заняты другими, дневными делами. И так же мне не понравилась эта перевернутая страница в середине романа. Да, все равно было интересно, но той уютности, знакомой дорожки на заднем дворе уже не было. И мне этого не хватало.

Оценка: 8

Читается действительно легко. Но это, пожалуй, единственное достоинство сего объемного романа. Про Квантунскую империю было небезынтересно читать, но когда дошёл до того места, где начальником одного из дальневосточных лагерей служит член Политбюро ЦК КПСС, всякое доверие к предыдущим историческим экскурсам автора исчезло напрочь. Он бы еще начальником токийской тюрьмы члена японской императорской фамилии назначил! Видать, как и Жан-Кристоф Гранже, сведения черпает из агиток и путеводителей. Кроме того, по завершении прочтения, никаких чувств, кроме того, что проглотил кучу пустопорожней болтологии, не возникло.

Оценка: 2

Удивительная книга. Определенно могу сказать, что ничего сколько нибудь похожего я не читал.

Это та книга, сюжет которой пересказать невозможно. Можно только прочесть самому и сделать собственные выводы. Читается очень интересно. Вроде бы и событий немного, но отроваться невозможно. Язык великолепный (переводчики заслуживают всяческих похвал). Яркие и очень живые персонажи. Ни один герой книги не похож на другого. Даже не если бы в романе не упоминались имена, можно было бы легко понять кто и что говорит только по манере речи. Книга большая, аж 800 страниц. После прочтения у меня были мысли, что возможно, она немного затянута. Но вот парадокс, сколько не пытался я вспомнить что именно было в книге лишее или растянутое - так ничего путного у меня и не вышло. Нет здесь лишнего, все ровно на своиз местах и ровно столько, сколько нужно. Отдельно хочется упомянуть рассказы лейтенанта Мамии о войне - одни из самых интересных частей романа. И надо отдать должное Мураками, описано все достаточно правдоподобно, без идеализации любой из враждующих сторон.

Единственное, что я не совсем понял, так это

Спойлер (раскрытие сюжета)

историю Мускатного Ореха и Корицы. Что случилось той ночью? Почему Корица перестал говорить? Кто и за что убил мужа Мускатного Ореха? Почему у деда Корицы было пятно, точь в точь такое же как и у Тору Окада? Да и вообще, если честно, я не очень понимаю роли этих персонажей в сюжете. Ну и главный вопрос: что же есть на самом деле Заводная Птица?

Это первая прочитанная мною книга Харуки Мураками. И я с точностью могу сказать, что буду читать и другие его книги, надеясь, что они хотя бы наполовину хороши, как Хроники Заводной Птицы. Хотя в этом я почему-то не сомневаюсь.

Оценка: 10

Когда нужно будет двигаться вниз, отыщи самый глубокий колодец и опустись на дно.

Хотите с головой окунуться в неизведанный мир, наполненный тайнами и событиями, не имеющими ничего общего с понятой и логичной реальностью? Тогда книга именно для вас.

Из под пера японского писателя вышло поистине многогранное и неоднозначное творение. Нет смысла оценивать сюжет, да и акцент на нем как таковом не делается. Гораздо больше автор уделил внимания разрозненным событиям, мастерски сплетая их в одно целое.

Раскрытые до мельчайших подробностей характеры персонажей - выше всяких похвал. По правде сказать, роли и личности некоторых действующих лиц, так и остались загадкой, однако их появление в романе только усиливает эффект таинственности и ирреальности происходящего.

Скрупулезное отношение автора к описываемым деталям тоже очень порадовало. Не думаю, что это повлияло на затянутость книги, учитывая её внушительный объем, скорее наоборот, позволило больше ощутить и прочувствовать этот запутанный и мистический мир романа. Именно поэтому книга получилась столь атмосферной. Читая главы с описанием томительных часов ожидания в колодце, я весьма явно ощущал непроглядную тьму, гнетущую тишину и несоизмеримый бег бремени, отчужденность главного героя от «мира сверху», его одиночество и беспомощность. Поистине, самые интересные для меня моменты.

После прочтения у меня осталось вопросов больше чем ответов. Но недосказанность романа в данном случае являться его отличительной особенностью. Наверно при перечитывании что-то станет ясно, но очевидно, что и загадок тоже прибавится.

ИТОГ: Странное, запутанное, но от этого лишь увлекательное и атмосферное произведение, которое заставит каждого задуматься о чем-то своем.

Оценка: 10

Наверное, это самая странная книга из всех мной прочитанных.

И впечатления от нее, соответственно, тоже странные. С одной стороны, неспешное повествование, сдобренное достаточно большой долей сюрреализма, должно навевать что-то, похожее на скуку. Но вот же штука - не навевает! =) Читается эта весьма объемная вещица на удивление легко и быстро.

Я думал написать что-то о сюжете, но понял, что толком ничего о нем написать не смогу. Не знаю, чего хотел добиться автор при написании, но для меня сюжет ушел далеко на задний план. Да, были весьма интересные моменты - особенно рассказы лейтенанта Мамии. Но главное (во всяком случае для меня) в этой книге - это атмосфера.

Не знаю почему, но мне кажется, что для того чтобы получить от этой книги удовольствие, нужно очень точно угадать с выбором времени для чтения. Книга должна подойти под настроение. Я читал ее осенью и поэтому книга как нельзя хорошо подошла под это самое настроение.

ИТОГ: Не буду говорить, что книга обязательно должна всем понравиться. Рекомендовать ее для чтения тоже не буду - слишком уж специфичная вещица - может как понравится, так и не понравится совершенно неожиданным людям. Но с уверенностью могу сказать, что я от чтения получил удовольствие. Не исключаю, что когда-нибудь возьмусь и за другие работы данного автора.

Оценка: 9

Мураками входит в «десятку» моих любимых писателей, поэтому объективным быть не могу (и уж тем более, за что-то критиковать:)). Эту историю прочитал два раза и уверен, что буду перечитывать еще. Очень философская вещь (как почти все у Мураками). Язык - изумительный (наверное, переводчика тоже стоит поблагодарить). Читается на одном дыхании. Опять же, ни с кем не могу сравнить. Подобного стиля не встречал ни у кого.

О чем эта книга? Не знаю. Каждый в ней найдет что-то свое. Лично для меня - это история об одиночестве. И о том, что с ним «делать», когда оно к тебе постучится.

Оценка: 10

Все так долго и давно говорят о Мураками, что я всё-таки за него взялся. Кто его ругает, кто – обожествляет, а я вот раньше просто ничего не читал. Теперь – прочёл. И знаете – мне понравилось. Написано легко, изящно, плюс хороший перевод. 800-страничный роман джойсовского масштаба читается буквально за пару дней, потому что интересно. При том, что событий – почти нет. Впрочем, я привык к Абэ или Акутагаве с их мрачными философскими трактатами, а тут, как ни странно – обычный нормальный японец. Сюжет витиеват и хитроумен: просто в жизни обычного японца начинают происходить странные вещи, потусторонние и удивительные, и он весь роман с ними пытается разобраться. Очень красивые, хотя и жестокие, отступления и возвращения во времена второй мировой войны. Ну, что сказать. Из двух половин мира я присоединяюсь к той, которая Мураками хвалит.

Оценка: 8

В свое время целая куча моих разношерстных знакомых объявила, что «Хроники Заводной Птицы» - лучшая книга года (2003-го), оказавшая на них прямо-таки нечеловеческое влияние. А один товарищ даже писал от имени Заводной Птицы стихи. Да и мне самой, пока читала, ужасно нравилось. Вот даже прям больше всего у Мураками!

А сейчас силюсь вспомнить, о чем текст - едва получается.

Что-то о войне; герой, кажется, снова сидел в колодце... уши... были ли там уши?..

Ну, обычное дело с романами ХМ: читаются приятно, доставляют удовольствие, но редко оставляют послевкусие.

Будь книга потоньше, я бы явно не растроилсь.

Перечитывать явно не буду: у Мураками полно книг, вызывающих ровно те же эмоции, но не таких увесистых.

Оценка: 9

Для меня Мураками не просто писатель, он скорее композитор, только вместо нот он использует слова. При прочтении, его книги звучат в сердце и задевают самые тонкие струны души. Данная книга запоминается не столько главным сюжетом, сколько историями, составляющими роман. На мой взгляд Мураками самый русский писатель из всех зарубежных

Оценка: 10

Вчера закончила читать это произведение. Правильно пишите в отзывах - каждый находит в этом романе что-то свое. Для меня это - следование своей интуиции. Сначала главный герой уходит с работы. Все в порядке, просто чувствует что это не то...не его дело. Сначала, как он сам рассказывает, жил и ни о чем не задумывался, жил как все. А потом просто последовал за своими, еще не ясными, ощущениями. Этим он сдвинул камень. И начались знаки. Когда человек идет своей дорогой, вселенная начинает ему помогать. Пропал кот, встречи с женщинами Мальтой и Критой, долгие дни с размышлениями, и каждая из ситуаций начинает о чем-то рассказывать ему, подавать знаки. Доходит до того, что чтобы попасть в свой внутренний мир, остаться наедине с самим собой, услышать голос своей души, понадобилось спуститься в колодец и прожить там какое-то время. Чтобы что-то понять. До этого были только неясные ощущения, нерешенные загадки... После колодца, пазл начинает потихоньку складываться. На самом деле, очень трудно заглушить работу разума, чтобы услышать голос души. Для этого и нужны такие места, как заброшенный колодец. Читая, я уже понимала что будет и к чему приведут размышления и ощущения главного героя. Он доберется до истины, он убьет какое-то непонятное, чуждое зло в брате жены и тем самым спасет всех от этого человека, от того, что возможно, сделает в будущем Набору Ватай. В этом человеке Заводная Птица сразу увидел чужое, но разумом это объяснить не мог. Только с помощью голоса души, интуиции, с помощью людей, встречающихся на пути, их рассказов, знаков вселенной, Заводная Птица понял что надо сделать. Вся книга - это описание нелегкой работы души главного героя. Поиска правильного пути и решения.

P.S. Прагматик бы сказал, что пятно на лице появилось от грибкового заражения, да и, вообще, споры грибов в колодце заставили главного героя не раз и не два ловить глюки с непонятными комнатами и путешествиями сквозь стены. Хотя прагматик бы даже не стал читать такое)))

Оценка: 9

Мой любимый роман Харуки Мураками... Перечитывал раза 3 и каждый раз переживал за главного героя... До сих пор не ответил себе на вопрос - кто была та женщина, которя, не назвав себя, звонла ему?

Оценка: 10

«– Понимаешь, всё так запутано… появляются разные люди, всё время происходит что-то непонятное».

Знакомьтесь, Тору Окада – главный герой восьмисотстраничного романа Харуки Мураками. Чуть более тридцати лет, не богат, не красив, не умён, талантов особых не замечено. На последней работе успехов не достиг, уволился по собственному желанию за пару месяцев до начала основных событий. Но при всём при этом несчастным бездельника не назовёшь. У него ведь есть кот Нобору Ватая и жена Кумико. То есть, были… Вот исчез кот, а затем пропала и жена. Просто ушли однажды из дома и не вернулись. Зато начали появляться другие люди и рассказывать свои истории. В одной реальности действие почти не движется. Тору ходит в бассейн, инспектирует лысины и всё глубже закапывается в себя и свои воспоминания. Причём закапывается в буквальном смысле, найдя для этого один уютный высохший колодец неподалёку от дома. А в другой реальности странные персонажи повествуют о странных вещах: о всепоглощающей боли и вселенском равнодушии, о поисках воды с целебными свойствами по всему миру, о событиях 1939 года на границе Маньчжоу-го и Монголии (воистину долгий рассказ лейтенанта Мамия в двух частях с продолжением) и других вещах. Сюжет здесь как молодое дерево, которое растёт и обзаводится всё новыми ветками. И хоть ветки-рассказы увлекательны и способны задержать внимание на себе, до третьей части романа не всегда понятно, для какой цели Мураками включил их в простенькую историю о семейном разладе. Да и к концу книги вопросов остаётся немало.

У «Хроник Заводной Птицы» не самая обычная структура повествования. Автор, кстати, знатно позабавился над японскими критиками, когда в 1994 году выпустил сначала первые две части («Сорока-воровка» и «Вещая птица»), задающие множество вопросов, но имеющие при этом промежуточный финал, а затем через год без всякого предупреждения – третью часть («Птицелов»), придающей первоначальному лабиринту оборванных сюжетных нитей объём и содержащей множество маркеров-слов для нахождения ответов. При этом темпоритм чтения в заключительной трети книги сбивается за счёт дробления небольших историй второстепенных персонажей и перемешивания их между собой, что я нахожу определённым минусом. С другой стороны, это позволяет читать роман более внимательно, так как внимание здесь крайне необходимо. Например, Дмитрий Коваленин в своей книге «Суси-нуар. Занимательное муракамиедение» советует такой способ прочтения сюжета: «Берешь текст, кликаешь на команду «найти» - и отыскиваешь в романе такие подводные течения, которых раньше в упор не замечал. Все, что связано со словом «кожа». Или «сердце». А также «луна», «вода», «ребенок»…» Раз уж был упомянут темпоритм, то стоит отметить и стиль. Казалось бы, он очень простой, – длинные словесные конструкции определённо не конёк Мураками – но у текста есть музыкальность, своя постоянная частота.

Остановимся подробнее на персонажах книги. Здесь, на мой взгляд, присутствует значительное отличие мужских действующих лиц от женских. Мужчины в романе – все разные люди, непохожие друг на друга и с разной речью или даже с её полным отсутствием: словоохотливый Усикава, лаконичный и максимально логичный Нобору Ватая (не только кот!), немой Корица… Женщины вроде бы тоже отличаются. Уж слишком непохожа рассудительная Мэй Касахара на повёрнутую на одежде Мускатный Орех. И всё же меня не оставляло ощущение, что женских персонажей всего два. Первый – это Кумико и её альтер-эго в исполнении Криты Кано, Мэй Касахары и Мускатного Ореха. Параллели с Критой находятся очень легко (размер одежды, старшие брат и сестра, история взросления и другие), с Мэй (в одном из писем она воображает себя Кумико, а затем обнажается в лунном свете и видит тень более зрелой женщины) и Мускатом (фиксация на тщательном выборе одежды) чуть сложнее. Второй – это погибшая сестра Кумико. В этом случае становится понятной грустная улыбка той, что раньше звалась Критой Кано, когда Тору спрашивает её о Мальте. Писатель словно создаёт разные обличия жены главного героя как другие варианты их единения.

И напоследок, собственно, сама Заводная Птица. Её никто никогда не видел, да и слышали её далеко не все. Кто-то считает, что она заводит незримую пружину нашего мира, позволяя тому двигаться вперёд. А для кого-то она предвестница беды и скорой смерти. Ясно лишь одно – её появление неслучайно и служит водоразделом жизни персонажа на «до» и «после».

Итог. Написать большой роман задача не из лёгких и нельзя сказать о безусловном успехе Харуки Мураками в данном случае. Он слишком усложняет сюжет без всякой на то необходимости и создаёт безосновательно запутанный лабиринт, не подкреплённый значительным смыслом найденных ответов. Кого-то поиски ради поисков смутят, но для меня чтение «Хроник Заводной Птицы» выдалось увлекательным, и я благодарен автору за это долгое путешествие.

P.S. Во время чтения обнаружил незначительный косяк. Крита Кано во время своего рассказа упоминает автомобиль Toyota MR2 в контексте 1979 года, хотя эту модель начали выпускать только в 1984 году. Вроде мелочь, а чувствуешь себя чуть умнее, чем есть на самом деле.

Ветеринар сталкивается с гораздо более определенным злом - со своей же армией. В двух самых важных эпизодах романа, где торжествует абсурдное зло бытия, описываются действия японских военных, причем не произвол их, а точное выполнение приказа. Эта сила несёт смерть и людям, и животным, и американцы со своими бомбами и подлодками на этом фоне вообще не смотрятся.

Но самый страшный страх и ужасный ужас тот, с которым столкнулся лейтенант Мамия. Это советский офицер НКВД, русский ГУЛАГ и советский офицер в русском ГУЛАГе. Даже комментировать не хочу. По Солженицину написано (это не метафора), вот всё, что тут можно сказать.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

В романе показаны три варианта одного и того же противостояния. Главное действие разворачивается в наши дни, и победой закончился только этот один из всех трех поединков. Исток же всех бед лежит в прошлом, в период войны и довоенное время - тут автор чуток. Но что именно тогда произошло, он либо искажает, либо искренне не улавливает. Самое плохое, что было тогда и что продуцирует все несчастья на поколения вперед, - это японская военщина и советская карательная система. По яркости картинки СССР конечно ад на земле, японские милитаристы блёкнут рядом с ним, а американцы вообще тушуются до полной незаметности.